О том, как мать шестерых детей не cмогла купить хлеба и молока

Не могу похвастаться тем, что часто захожу на вконтактовскую страницу нашего губернатора. А уж на стену его, и вовсе, никогда раньше не заглядывал. И вот что-то меня дернуло. Открыл и не мог оторваться. До утра читал. И про охоту на медведя с кабаном, и про короткий путь карельского щебня, и про двадцать первое спасибо врачам. Но, главное, конечно, это людские комментарии, полные народной простоты и открытости. Кто-то жалеет мишек и журит охотников, кто-то переживает из-за бабушки, у которой нет маски, и вдруг, глядь, крик души. Так и написано «КРИК ДУШИ». Причем, самыми что ни на есть огромными буквами.

Женщина из поселка Новая Вилга рассказала Артуру Олеговичу, что она — мамочка шестерых детишек и хочет купить детишкам хлеба и молока. Но поскольку младшему ребеночку всего 9 месяцев, а некоторые другие ненамного его старше, оставить их дома без присмотра она не может. Работа мужа связана с командировками, вернется он только через две недели, а детки плачут и кушать просят. И решила она отправить в магазин старшенького – двенадцатилетнего мальчугана. Ну и отправила. Все чин по чину, в перчатках и в масочке. А он вернулся ни с чем. Не отпустила ему продавщица ни хлеба, ни молока. Сослалась на распоряжение губернатора, в котором магазинам запрещается обслуживать детей младше 14 лет.

И отвечает ей многоголосый хор неравнодушных читательниц. Советуют разное. Например, оставить с детишками старшенького, а самой побыренькому на 20 минуточек отлучиться. Девятимесячного, мол, можно в кроватку посадить и остальным поставить мультики. Эка, мол, невидаль. Проблему нашла. Другие, правда, говорят, что у 9-месячного, если он без мамочки заплачет, может случается асфективно-респираторный синдром и он умрёт. Третьи клянут бездушную продавщицу, так как в любом правиле бывают исключения. Но четвертые продавщицу защищают, так как никто не хочет быть уволенным, у нее, небось, тоже дети, так что не фиг. И только губернатор ничего не ответил. То ли не заметил он крика о помощи, то ли не посчитал его важным.

Так-то, честно говоря, в любом распоряжении хочется видеть проблески здравого смысла. Насколько я понимаю, в конце марта, когда из-за эпидемии закрыли школы, было опасение, что оставшиеся без дела подростки начнут болтаться по торговым центрам и разносить воздушно-капельную заразу. Но торговые центры тоже закрыли. А болтаться в продуктовых магазинах – это какая-то странная затея. Хотя, бог знает, может в поселках именно сельмаги являются любимым местом отдыха молодежи. Допустим. Но почему именно до 14 лет? Или именно после 14 у детей резко отрастает сознательность? Да и, в конце концов, а как-то по-другому сформулировать это распоряжение нельзя было? Ведь одно дело запретить подросткам кучковаться стаями в общественных местах, и совсем другое запретить детям покупать еду.

Эти чудеса формулировок у нас на каждом шагу. Вот, например, обескураженные пенсионеры взывают в пустоту. Им запретили ходить за продуктами после 11. Как бы для их же блага. Ведь они самые первые в зоне риска. Мы должны их беречь. Вот поэтому для них и выделены два утренних часа, когда других покупателей нет. Успели – молодцы, не успели – ждите до завтра. Артур Олегович даже объяснил, что бабушкам незачем есть сметану каждый день. В том смысле, что раз в неделю затоварились крупой и макаронами и сидите дома, прячьтесь от злого ковида. А вся эта скоропортящаяся молочка и свежий хлеб теперь не для вас. Главное — выжить.

На первый взгляд, все правильно. В других странах так же. За два часа до своего официального открытия магазины открываются только для стариков, инвалидов и беременных. Если люди не хотят рисковать, они могут прийти рано утром. Практически как у нас. Но есть нюанс. В других странах пенсионерам не запрещается приходить днем. Там это дополнительная услуга, а не запрет. Дьявол кроется в мелочах. Разрешение получать обслуживание отдельно от других и запрет на обслуживание вместе с другими – это капельку не одно и то же.

Удивительные мы люди. Что бы ни делали, каждый раз получается или автомат, или тюрьма. Как в том рассказе Аверченко, когда государь повелел переводить слепых через дорогу. А в итоге, их стали хватать и волочить в каталажки. Для их же блага. Чтобы по улицам не шатались. Ведь там на каждом шагу опасность. Неспроста нами почти все время руководят люди в погонах. Те, чье сознание построено на принципах приказа, запрета и подчинения. И губернатор наш, походив некоторое время в неуютном для него штатском костюме, теперь вновь предстает перед народом в фуражке и мундире. То есть в форме. Которая, если верить философам, является внешним проявлением содержания.

Источник